Обзор материалов СМИ (13-20 июля 2015 г.)

В Ростове доходный дом Кисина на Московской может пойти под снос

В администрации ищут инвестора, готового вложить деньги в восстановление

В социальной сети Facebook общественники обсуждают судьбу дома в Ростове на Московской, 72. По неведомой причине здание, являющееся объектом культурного значения регионального значения, включено в адресную областную программу сноса ветхого и аварийного жилья.

Вопрос о судьбе дома подняла главный архитектор проектов «Южного градостроительного центра» Елена Батунова. Она разместила в группе «Мой адрес — Ростов-на-Дону» сведения, согласно которым здание пойдёт под снос в IV квартале 2016 года.

В группе, которая была создана как информационная площадка для программы Дмитрия Диброва с участием Сергея Горбаня, начальник управления по информационной политике и взаимодействию со СМИ Мария Давыдова сообщила, что здание признано аварийным, расселено и его ждёт реконструкция.

«Хотелось бы узнать поподробнее о намечающейся реконструкции. Объекты культурного наследия должны реставрироваться, а не реконструироваться. Закон разрешает реставрацию, консервацию, ремонт и приспособление памятника к современному использованию. В какую программу заложено финансирование? На какой период? Где можно посмотреть документы?» — поступила новая порция вопросов от Елены Батуновой.

На этот раз была призвана тяжёлая артиллерия — ситуацию прокомментировал замглавы администрации Ростова Владимир Арцыбашев:

«На сегодняшний день аварийные дома, которые являются объектом культурного наследия, действительно не подлежат сносу. Следуя норме закона, мы предложили собственникам выполнить реконструкцию за счёт собственных средств. Они отказались. Мы вынуждены были их расселить, так как жить в аварийном доме опасно. Использовать этот дом не представляется возможным, поэтому мы сегодня ищем инвестора, который готов выполнить реконструкцию объекта культурного наследия с возможным перепрофилированием, но обязательно с сохранением исторического облика. Мы рады любому физическому и юридическому лицу, способному вместе с нами решить обозначенную вами проблему».

Добавим, что судьба этого дома беспокоит ростовчан уже несколько лет. В 2013 году его жильцы постоянно жаловались, что им на голову сыплются куски кирпичей.  Затем их расселили, и было объявлено, что в здании к чемпионату мира по футболу откроется музей Ростова. Но дальше слов дело не пошло.

Дом стоит заброшенный, от его прекрасного облика уже мало что осталось. И велика вероятность, что пока идут поиски инвестора, оно просто рухнет — даже раньше срока, на который назначен снос.

Средневековым Выборгом впервые занялись комплексно

Об этом 15 июля шла речь на заседании Попечительского совета.

/ИА REGNUM/

Самара: управление охраны памятников возглавил бывший строитель БАМа 

Власти Самарской области определились с кандидатурой руководителя нового регионального органа охраны культурного наследия, решение о создании которого былообнародовано в мае 2015 года.

14 июля официальный губернский портал сообщил, что распоряжением губернатора Николая Меркушкина на должность руководителя Управления государственной охраны объектов культурного наследия Самарской области назначен 61-летний Владимир Филипенко. До этого он более 20 лет исполнял обязанности главы городского округа Похвистнево.

Как рассказал сам Филипенко региональным СМИ, еще в начале 2015 года он решил, что не будет выставлять в Похвистневе свою кандидатуру на новый срок: «Пока есть желание и силы, я решил попробовать себя на новом поприще».

Эксперимент с ролью руководителя регионального органа охраны наследия оказался для Филипенко настолько интересным, что он предпочел этот пост неким «предложениям некоторых коммерческих структур».

«Какое-то время понадобится для завершения регистрации юридического лица и подбора персонала управления. В августе мы начнем полноценную работу», — добавил новый начальник регионального госоргана охраны наследия.

Наблюдатели-оптимисты могут радоваться тому, что за несколько десятилетий работы в городе Похвистнево Владимир Филипенко мог тщательно изучить по крайней мере один объект культурного наследия – комплекс железнодорожной станции начала ХХ века (на фото).

Досье. Владимир Михайлович Филипенко родился 18 января 1954 года в Куйбышевской (ныне Самарской) области. В 1976 году окончил Куйбышевский инженерно-строительный институт. Во время службы в Советской Армии участвовал в прокладке Байкало-Амурской магистрали. В 1980 г. избран первым секретарем Похвистневского горкома комсомола. В 1983-1984 гг. — командир областного штаба студенческих отрядов. С 1984 г. — заместитель председателя, с 1990 г. — Похвистневского горисполкома. С декабря 1991 г. — глава администрации города Похвистнево. Действительный член Российской муниципальной академии.

/Хранители Наследия/

Усадьба Быково снова в поле зрения общественности

В конце июня в подмосковном Жуковском состоялась встреча общественности относительно состояния и использования усадьбы Быково. В ней приняли участие более сорока человек, благочинный города отец Николай Струков, журналисты местных изданий, а также представитель Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Организаторами выступили Мария Марина, выпускница РГСУ, автор разработанного проекта приспособления усадьбы и Вадим Разумов, автор блога Летопись Русской усадьбы и фотограф. В воскресной школе «Светёлка», помещение которой великодушно предоставил отец Николай, собравшиеся обсудили наиболее острые и важные моменты,  вопросы помощи в восстановлении усадьбы, её нынешнего состояния и ведомственной принадлежности.

Сложившаяся в 18 веке усадьба Быково является жемчужиной Московской области. При отсутствии подписных чертежей и планов, по результатам стилистического анализа и по многочисленным косвенным признакам автором её планировки и построек считается Василий Иванович Баженов. От этого периода сохраняется псевдоготическая Владимирская церковь и классицистическая беседка-ротонда в парке. Главный дом был перестроен в середине 19 века архитектором Бернаром Симоном, по сей день в нём сохраняются богатые интерьеры, пожалуй, одни из наиболее сохранных усадебных интерьеров в Московской области.

В 1960 году Постановлением Совета Министров РСФСР памятниками архитектуры федерального значения были признаны: главный дом, беседка, парк с прудами, Владимирская церковь, колокольня, церковная ограда с воротами. Согласно архивным документам ВООПИК, начиная с середины 1960-х годов, трестом Мособлстройреставрация велись работы поочерёдно на церкви и доме. Беседка-ротонда была отреставрирована к 1981 году, а в 1983 году разрабатывался проект реставрации парка и воссоздания усадебной планировки и утраченных построек (Эрмитажа, пристани и грота). Во многом именно благодаря своевременному проведению работ по реставрации и поддержанию памятников архитектуры мы имеем сегодня такую высокую сохранность интерьеров главного дома.

Архив Мособлотделения позволяет также проследить вклад местных жителей и самого Всероссийского общества охраны памятников в восстановление усадьбы. Сохранилась записка к запросу Мособлстройреставрации от ноября 1983 года, где говорится «Центральным советом финансируется реставрация церкви, которая близка к завершению». В том же году состояние усадебных построек в Быково обсуждалось на пленуме Жуковского отделения ВООПИиК в связи с тем, что «санаторий добился разрешения Глав АПУ на строительство нового спального корпуса на 200 коек» вблизи дворца. Было вынесено решение – добиваться запрещения нового строительства в парке, а также высказано «удивление, что не берётся во внимание задача использовать памятник не только для живущих там служащих санатория и 150 больных», но и в культурных целях для всех. Сообщалось, что проведено 4 субботника при участии 150 человек, расчищена территория. Спорным стал вопрос воссоздания и приспособления под санаторский корпус Гостиного дома усадьбы. Из выступлений: «Наличие Гостиного дома не подтверждалось ни одним документом, ни профессором М.А. Ильиным, к которому мы обращались».

Упоминаемый профессор Михаил Ильин – известный искусствовед, историк архитектуры, автор книг о памятниках Подмосковья – описывал среди прочего и усадьбу Быково. При этом он был внуком последнего владельца усадьбы, инженера-полковника Николая Ивановича Ильина и, вероятно, бывал в ней в детстве. Упоминать о своей связи с усадьбой в то время он не мог, поэтому описывал её исключительно с точки зрения истории архитектуры.

Ещё в 1975 году был разработан проект зон охраны усадьбы, предотвращающий застройку исторической усадебной территории. На сегодняшний день действует проект зон охраны, утверждённый Постановлением Правительства Московской области от 20.04.2010 г. №292/17 «Об утверждении зон охраны объекта культурного наследия федерального значения – усадьбы «Быково» (Воронцовых) XVIII-XIX в. в селе Быково сельского поселения Верейское Раменского муниципального района Московской области». Это означает, что регулированию подлежит не только хозяйственная деятельность в границах усадебного парка, но и на прилегающих участках, исторически входивших в усадебный комплекс.

При этом усадьба находится в собственности города Москвы, её пользователь, как и в советские годы, – медицинское учреждение «Туберкулёзный санаторий №5». В 2010 году санаторий оформил охранное обязательство на усадьбу, в соответствии с которым должен был провести комплекс реставрационных работ за 2012-2014 годы, включая работы по парку. Интересно отметить, что в тот же год и были утверждены зоны охраны усадьбы, а санаторий примерно в это же время выведен. С тех пор главный дом пустует, но остаётся подключённым к коммуникациям и охраняется. Каковы планы медучреждения и города, почему почти 5 лет усадьба не используется – мы пока не знаем.

Но известно, что осуществляющее контроль за состоянием усадьбы как объекта культурного наследия областное Министерство культуры направило в мэрию города Москвы просьбу рассмотреть возможность передачи усадьбы в собственность Московской области для дальнейшей реставрации за счёт внебюджетных средств. В усадьбе также заинтересовано федеральное Агентство по управлению и использованию памятников истории и культуры (АУИПИК) Министерства культуры РФ. В случае перехода усадьбы в оперативное управление Агентства, сначала предстоит решить вопрос её перехода из городской собственности в федеральную. Очевидно, что такое решение может быть принято только по согласованию позиций Росимущества, федерального Минкультуры и города Москвы.

Для жителей Жуковского и для любителей усадебной старины Быково Измайловых и Воронцовых-Дашковых остаётся местом притяжения, оттого так грустно смотреть на запустение и заброшенность усадьбы. Побывав в парке, хочется хотя бы элементарно собрать в нём мусор, не говоря уже о расчистке зарастающих парковых аллей. Утрачены отреставрированные всего 30 лет назад барельефы на беседке-ротонде, полностью отсутствует балюстрада на террасе главного дома. Зная, какое богатство интерьеров хранит дом, историкам и исследователям хотелось бы видеть его открытым для публики. Для этого необходимо подумать над проектом приспособления, который бы работал как на благо общества, так и приносил хотя бы окупаемость владельцу памятника.

И такой проект был придуман выпускницей РГСУ Марией Мариной. На встрече 21-го июня она рассказала о нём собравшимся, предлагая сделать усадебный комплекс востребованным культурно-туристическим и просветительским центром с доступной средой. Привлечённый эксперт по истории архитектуры, искусствовед Илья Путятин рассказал о фамилиях, владевших усадьбой, и их связи с императорской семьей. Член Общества изучения русской усадьбы Вадим Разумов в своём выступлении сравнил состояние бывших владений Воронцовых в различных городах – усадеб Андреевское, Вороново и Воронцовского дворца в Крыму, особенно отметив схожесть богатства оформления последнего с главным домом в Быково.

Мы также узнали, что состояние усадьбы волнует местных депутатов и сотрудников Музея города Жуковского, ведущих переписку с Министерством культуры Московской области о состоянии дома и парка. Среди собравшихся оказалась и правнучка последней экономки Ильиных, которая согласилась описать воспоминания своей прабабушки. Многие из пришедших на встречу родились поблизости и знают усадьбу с детства, судьба этого места интересует большое количество неравнодушных людей. Особенно значима поддержка со стороны благочинного города, отца Николая, высказавшегося с поддержкой любых начинаний в области восстановления культурного наследия как национальной памяти.

Теперь дело за государством – разобраться, кто же сможет вдохнуть в усадьбу новую жизнь, поддерживая её состояние, добросовестно сохраняя дошедшее до нас богатство и открыв двери для посетителей. Общественность и местные жители готовы помогать идеями и руками. Тогда этот таинственный сад, дом и ротонда на острове будут не только радовать наш глаз, но мы сможем быть уверены, что их увидят и те, кто придут после. Ведь государственная охрана памятников истории и архитектуры – это сохранение их подлинной красоты на благо общества и передача  их следующим поколениям.

/Московское областное отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры ВООПИиК/

Госкомитет по культурному наследию планирует проверить законность работ в усадьбе Левенгагенов в Плюсском районе

Госкомитет Псковской области по охране объектов культурного наследия планирует провести проверку законности ремонтных работ в усадьбе Левенгагенов, расположенной в деревне Лющик Плюсского района. Об этом Псковскому агентству информации сообщила заместитель председателя комитета Наталья Сергеева.

По ее словам, в прошлом году некий гражданин запрашивал условия на выполнение работ в вышеназванной усадьбе. «Сейчас какие-то работы там начаты. В соответствии с нашим письмом, они должны были разработать проект, согласовать с нами и только потом начать, потому что там должен быть раздел по сохранению объекта культурного наследия. Но, к сожалению, они с нами ничего не согласовали. Я полагаю, что после вашего звонка, мы будем проводить проверку», — сказала Сергеева. Замруководителя комитета уточнила, что сам двухэтажный помещичий дом памятником не является, однако парк и усадьба зарегистрированы как объект культурного наследия.

В свою очередь заместитель главы администрации Плюсского района Людмила Смирнова прокомментировала факт проведения работ так: «Мы продали эти развалины. Частнику какому-то, он приезжий».

Отметим, владельцы усадьбы Левенгагены были выходцами из Швеции. На здании хорошо просматривается их фамильный герб. Дом построен в конце XIX века из кирпича и красного тесаного камня. Рядом с дворцом сохранился парк с системой прудов. В советское время в доме размещалось ПТУ. Вскоре после того, как его закрыли, в здании произошёл пожар, в результате чего сгорела крыша и все деревянные части постройки.

/Псковское агентство информации/

Алексей Емельянов: Мне не стыдно ни за одно решение Департамента

К тексту этого интервью можно было бы приделать большое предисловие, или длинное послесловие, или даже подстрочные комментарии. Но мы решили ничего не приделывать: ведь мы были вольны спрашивать, собеседник — отвечать, а читатель — делать какие угодно выводы.

— Как состоялось Ваше назначение? Вашу кандидатуру предложил Александр Кибовский, или Марат Хуснуллин, или, может быть, Сергей Собянин сам выбирал?

— То, что я знаю: когда Сергей Семенович Собянин предложил Александру Владимировичу Кибовскому возглавить Департамент культуры, Александр Владимирович сказал мне, что планирует предложить меня на пост исполняющего обязанности руководителя нашего департамента. И спросил, что я об этом думаю. Я ответил, что согласен и постараюсь не подвести.

— Несколько месяцев в статусе и.о. – это было нечто вроде испытательного срока? Или это стандартная процедура?

— Да, это был испытательный срок. Я же первым лицом никогда не работал. Для меня это было настоящее испытание.

— Теперь хочу заглянуть в далекое прошлое. Согласно Вашей биографии на сайте Мосгорнаследия, Вы работаете в городском ведомстве по охране памятников с 1990 года — с 18 лет, т.е. всю сознательную жизнь. Как Вы в столь юном возрасте здесь оказались?

— Достаточно просто. В те годы вводились новые формы обучения в вузах, и в Московском институте коммунального хозяйства и строительства, куда я поступил, был создан т.н. ВТУЗ — высшее техническое учебное заведение. Всех первокурсников, вчерашних школьников, устроили на работу в разные подразделения Москомархитектуры. Кого-то в ГлавАПУ, кого-то в НИиПИ Генплана, кого-то в Мосгеотрест, а вот меня – сюда, в архив.

— Это был Ваш выбор?

— Нет, это был выбор «работодателя». И я стал работать в Отделе документальных фондов тогдашнего Управления госконтроля использования и охраны памятников города Москвы.

— С тех пор у Вас здесь непрерывный трудовой стаж?

— Да. Помнится, «заступил» я сюда 21 сентября 1990 года – и работаю с тех пор, по мере сил.

— Получается, за вас выбрали профессиональную стезю?

— В то время – да, это вышло так. Но точно могу сказать, что мне эта работа, эта отрасль, эта тематика интересны. С 1990 года и по настоящий день. В какой бы должности я не находился.

— Поскольку Вы непрерывно работаете здесь с 1990 года, Вы могли видеть изнутри, как живет и развивается этот орган исполнительной власти – от управления в Москомархитектуре до самостоятельного департамента. На Ваш взгляд, роль и вес органа охраны памятников в системе городской власти повысились?

— Конечно. Надо учитывать, что изменилось время. Москва начала 1990-х и Москва первой половины 2010-х – это разные города, с точки зрения отношения к историческому наследию. Роль госоргана охраны памятников существенно повысилась, в последние годы – благодаря новой градостроительной политике Сергея Семеновича Собянина. Новое строительство в центре минимизировано. Город фактически завершает стройки, начатые в прежние годы, каких-то новых масштабных проектов в центре я не могу припомнить. В основном, реализуются старые, причем те, где у города есть серьезные обязательства. А в остальном – это все видят –исторический центр просто приводится в порядок.

Чего нельзя сказать о том времени, когда я только поступил сюда на работу, о 1990-х годах. Это было время «строительного бума» в Москве, и к мнению органа охраны памятников прислушивались, но приоритет был за строительством. Постепенно роль охранного ведомства росла, и сейчас это Департамент Правительства Москвы с достаточно широкими полномочиями.

— Значит, заслуга в этом не департамента, а каких-то высших городских сил?

— Решения принимаются совместно, Департамент ведь не может существовать в отрыве от государственной власти, в первую очередь от Правительства Москвы. Так что в этом заслуга и взвешенной городской политики, и Департамента, его сотрудников, которые нацелены на результат, на сохранение памятников и исторической застройки Москвы.

— Новая конфигурация, которую закрепляет опубликованный проект городского Положения о Департаменте культурного наследия — по которому он, можно сказать, попадает в зависимость от Департамента культуры, или вынужден согласовывать с ним важные решения – могу предположить, что она выстраивалась с учетом личных качеств и заслуг Александра Кибовского, в момент его несколько неожиданного перехода на новую работу. Но со структурной точки зрения – зачем это нужно?

— Если внимательно прочитать этот документ, то никакой «зависимости» от Департамента культуры в нем нет. Все достаточно просто: за то время, когда Мосгорнаследием руководил Александр Владимирович Кибовский, в департаменте и в целом в городе создан достаточно мощный свод правовых документов сферы охраны наследия. Это целый ряд постановлений Правительства Москвы, распоряжений департамента, различных утвержденных новых порядков. Всего этих актов вышло более 300. И сейчас от Департамента как от госоргана требуется больше практической работы, инспекционной в первую очередь, по включению объектов в реестр, утверждению границ их территорий – то есть исполнение тех функций, которые на него возложены федеральным законом. Это должна быть четкая, грамотная профессиональная практическая работа по сохранению объектов культурного наследия. Александр Кибовский как Министр Правительства Москвы будет осуществлять только общую координацию департамента. Мосгорнаследие остается самостоятельным органом, с правом принятия всех решений, и лично я ничего страшного в таком устройстве дел не вижу.

— Но Вам не кажется, что с 1990 года, с которого мы начали, статус московского госоргана охраны памятников все рос и постепенно дорос до самостоятельного департамента, подчиненного непосредственно мэру – а сейчас как будто бы наметилось возвратное движение?

— Нет.

— Теперь с Департаментом культуры нужно согласовывать, например, кандидатуры руководителя Мосгорнаследия, его заместителей…

— Из последнего варианта проекта Положения о Департаменте эти моменты ушли. Мы от этого решили отказаться, Министр не вносит наши кандидатуры мэру и не согласовывает их. Он только осуществляет общую координацию и вносит в Правительство Москвы проекты подготовленных нами постановлений и правовых актов. Еще раз: мы – самостоятельный орган госвласти, по всем направлениям, предусмотренным федеральным законом, и за нами в новой конфигурации – четкая профессиональная практическая работа.

— А подчиненность осталась непосредственно мэру?

— Мы будем в одном комплексе с Департаментом культуры, в связи с тем, что Министр Правительства Москвы будет осуществлять нашу общую координацию.

— Докладывать вопросы Вы должны напрямую Собянину?

— Сергей Семенович Собянин – руководитель города. Доклады возможны разные: и напрямую, и через Министра культуры.

— Можно ли считать, что Вашим назначением и принятием Положения подводится черта под разговорами и слухами о возможном объединении московских департаментов культуры и культурного наследия?

 — Вышло постановление о Положении — и поставило точку в этом вопросе. Но я ни проектов таких решений, ни практических приготовлений к такой реформе не видел. Разговоры были, но документы такие не готовились.

— И хорошо. Что будет в департаменте по-новому, Вы для себя решали?

— Мы продолжим тот курс, ту политику, что задал Александр Владимирович Кибовский. Для меня работа с ним — это огромный опыт и огромная школа, я многому учился у него и не перестаю учиться.

— Не с ним одним, еще ведь и с Валерием Шевчуком и с Владимиром Соколовским…

 — Я никогда не смогу воспользоваться рецептом из известной притчи про три конверта, где уходящий начальник говорит преемнику: «Если что-то пойдет не так, вали на меня». Эта притча, к счастью, не про меня. Потому что я работаю здесь долго, а в последние годы отвечал за большинство острых решений департамента. Я руководитель Рабочей группы комиссии, которая принимала решения о сохранении либо сносе зданий (Комиссия при Правительстве Москвы по вопросам градостроительной деятельности на территории зон охраны объектов культурного наследия и достопримечательных мест, далее для краткости просто Комиссия – Ред.). Я готовил решения департамента о том, отнести объект к объектам культурного наследия или нет. Я готовил проекты решений об утверждении предметов охраны объектов культурного наследия. Я долго работаю, и с Александром Владимировичем Кибовским, и с предыдущими руководителями, действительно яркими личностями, у которых многому можно было научиться.

Хочу пояснить, что каких-то резких движений или передряг я постараюсь избежать. Потому что считаю, что надо продолжать курс, который задал Александр Владимирович Кибовский. Как человек, как министр, как настоящий политик, он сделал очень много четких и грамотных шагов — правовых, политических — которые действительно позволили заговорить всерьез о нашем департаменте в системе московской власти. И надо эти достижения развивать.

— Вы по должности много общаетесь с коллегами из других департаментов и органов Правительства Москвы – строительных, хозяйственных, культурных. По Вашему ощущению, как они относятся к работе департамента культурного наследия? Как смотрят – с пониманием и уважением, как на людей, решающих важную государственную задачу? Или как на чудиков, зачем-то мешающих избавляться от старых бревен и кирпичей?

— Я бы ответил, что коллеги из других департаментов смотрят на нас с пониманием и уважением – как на чудиков, которые пытаются сохранить какие-то кирпичи… Но это если в шутку. А если всерьез — мне кажется, это одно из достижений последних лет: люди, которые сейчас работают в городе — это единая команда. Конечно, бывают какие-то острые дискуссии, разногласия – но все понимают, что они работают на один город, в одной команде, на один результат. Позиция департамента в последние годы либо принимается, либо коллеги ищут какие-то компромиссы. Но чтобы на нас не обращали внимания – таких случаев я не припомню. По крайней мере, в тех вопросах, которые я курировал.

— Давайте теперь поговорим о Комиссии, в которой происходит все это взаимодействие. Хочу, во-первых, спросить: вернется ли город к теме единогоградостроительного регламента в границах Бульварного кольца, который в Комиссии обсуждался и принимался? Регламента Садового кольца, который разрабатывался?

— Разработка проектов режимов и регламентов не останавливалась. Регламенты в границах Бульварного кольца одобрены мэром, и город по сути живет по ним уже три года.

— Но как официальный документ они не приняты.

— Не приняты. Это очень серьезный и сложный документ, там более 200 кварталов, более 1000 регламентных участков – и решено было просто пару лет пожить по этим правилам. И продолжать разработку регламентов в границах Садового кольца и дальше – до Камер-Коллежского вала. В Садовом кольце работа завершена в прошлом году, Камер-Коллежский вал завершаем, переходим уже к окраинным территориям. По итогам второго квартала выйдем на наш Научно-методический совет и затем на Комиссию с обсуждением режимов и регламентов в границах Садового кольца. И дальше на одобрение мэра и Градостроительно-земельной комиссии (ГЗК). В Садовом кольце больше «острых» точек. В общем, город эту тему не забыл, город заинтересован в разработке режимов и регламентов и планирует по этим документам жить. По регламенту Бульварного кольца город реально живет, все решения принимаются по нему – мне кажется, это самое главное.

— Хотя бы иногда, во время очередной горячей дискуссии по поводу сноса того или иного дома – Вам не кажется, что было бы лучше сделать как в Петербурге, где в охранных зонах просто запрещен городским законом снос исторических зданий и сооружений, с оговоркой – за исключением случаев необратимой аварийности, которую еще надо доказывать? Не то чтобы там этой проблемы не было, но из Москвы кажется, что градус кипения там пониже.

— Во-первых, не уверен, что в Петербурге эти вопросы стоят не так остро. Во-вторых, мы прекрасно понимаем, что Москва не Петербург, который строился по одному замыслу, по единым правилам. В Москве — при всем обилии памятников, исторической застройки – есть и рядовые объекты, и перестроенные, и утратившие ценность и образ. И я не думаю, что тотальный запрет на снос решит проблему. Мне кажется, что Комиссия, которая разбирает эти вопросы индивидуально, является эффективным инструментом – хотя прямо скажу, не совсем «удобным». Да, много острых вопросов. Да, пытаемся найти компромисс между мнениями чиновников, собственников объектов, экспертов. Но вам как члену Комиссии известно: чтобы какое-то решение принималось закрыто и келейно – этого не было никогда. Всегда все вопросы обсуждаются, каждому даем возможность высказаться, выслушиваем аргументы. А если вместо Комиссии будет просто запись в законе, тогда потоком пойдут – мы прекрасно знаем, как это делается — документы о крайней и необратимой аварийности домов. И сносы. Без обсуждений.

— Вот как у члена Комиссии у меня есть четкое ощущение, что многие вопросы, в особенности «острые», на нее поступают уже предрешенными. По многим адресам уже есть решения ГЗК, выданы градостроительные планы земельных участков (ГПЗУ), разрешения на строительство. Но даже и там, где этого нет, уже есть некое решение, принятое где-то «наверху». А члены Рабочей группы или самой Комиссии, в большинстве состоящей из работников городских структур, голосуют за ту формулировку, которая ставится на голосование. И практически любое решение можно через Комиссию провести – при соблюдении правил внешней открытости, дискуссий, обсуждений и т.п.

— Мне придется напомнить, что, к сожалению, и Комиссия, и сама тематика рассмотрения вопросов о сохранении либо сносе зданий, не являющихся объектами культурного наследия, у нас не предусмотрена, не урегулирована ни одним федеральным законом. И поэтому сказать правообладателю: дорогой товарищ собственник, ты иди сначала разберись со сносом, а потом приходи, и мы, возможно, тебе выдадим ГПЗУ и разрешение на строительство, а возможно, не выдадим – к сожалению, так не получается. Потому что есть Градостроительный кодекс, в котором прописаны ГПЗУ и перечень документов, который необходим правообладателю для его получения в органах архитектуры. Про нашу Комиссию там, разумеется, нет ни слова, и обязать кого-то обращаться первым делом в нее невозможно. Город не может этого требовать, это напрямую противоречит федеральному законодательству. Единственная юридическая возможность, которую мы нашли, проведя тщательный мониторинг законодательства, уже в наших внутренних документах: для получения ордера ОАТИ (Объединение административно-технических инспекций Москвы – Ред.) на снос обязательна выписка из протокола нашей Комиссии. Это единственная зацепка, которая заставляет собственников идти на Комиссию. Не было бы ее — туда вообще бы никто не ходил.

— Сейчас Комиссия является единственной площадкой, где происходит хоть какое-то публичное и совместное обсуждение проектов или спорных градостроительных вопросов – с участием представителей власти, общественности, экспертов, депутатов Мосгордумы, муниципальных депутатов, иногда и местных жителей.

 — Ну, мы старались.

— Но является ли Комиссия полноценным органом для принятия взвешенного решения? Когда я наблюдаю за дискуссией, у меня нет сомнений, что проголосуют за то, что предложите Вы на заседании Рабочей группы или Александр Кибовский или Марат Хуснуллин на заседании самой Комиссии. Хотя бы потому, что у членов Комиссии из административных, строительных или хозяйственных департаментов нет ведь профессионального мнения о ценности или редкости того или иного здания, а значит, и о необходимости его сохранения. Поэтому они просто доверяют людям из Мосгорнаследия, которые принимают и готовят эти решения.

— Это иллюзия. Может быть, эти люди не принимают участия в дискуссии, но голосуют они по совести. И не было такого, чтобы я перед заседанием кому-нибудь звонил и просил по такому-то вопросу проголосовать так-то.

— Да я не это имею ввиду. Просто они, сидя на заседании, сразу понимают, какова по тому или иному вопросу сегодня городская воля.

— И это иллюзия. Далеко не всегда члены Рабочей группы голосуют так, как предлагает председательствующий. Я помню, даже удивлен бывал: высказываю не только свою точку зрения, но и точку зрения города, ставлю вопрос на голосование – а «кворум» не получался в пользу того решения, которое я предлагал. Такие случаи были.

— Честно говоря, не могу вспомнить.

— Были, были. А что касается заседаний Комиссии, если есть разногласия, кто-то записал особое мнение — я всегда сообщаю, что разногласия были, тем, у кого особое мнение, предоставляю слово. Нельзя сказать, что мы втихую решили какой-то вопрос. Всегда обсуждение, всегда сложная дискуссия и непростое решение.

— Вспоминая многочисленные случаи либо игнорирования застройщиками решений Комиссии, либо просто действий в обход ее, несанкционированные сносы – не считаете ли Вы нужным расширить Комиссию за счет представителей городской прокуратуры и полиции? Чтобы они тоже отвечали за проведение в жизнь ее решений?

— Мы думали на эту тему. Но опять же — вернемся к законодательству. Пригласим мы туда представителя ГУВД – и что? Дадим ему поручение ставить к стенке всех, кто допускает что-то несанкционированное? На основании какого закона? Люди ведь грамотные, читают федеральное законодательство, видят, что эта Комиссия им не предусмотрена – и просто просчитывают риски. Какой риск — что Мосгорнаследие выйдет на объект, выпишет им предписание, и их оштрафуют? Либо они получат отказ на Комиссии, публичную шумиху, засветку в публичном пространстве и т.д. Проблема только в этом – федеральным законодательством эти вопросы не урегулированы. Собственники, конечно, думают, просчитывают — идти или не идти на Комиссию. Ну и… кто-то не ходит. И вот пригласим мы, к примеру, полковника из ГУВД – сомневаюсь, правда, что он придет, а если придет, что он сделает? Я пытаюсь представить – допустим, мне надо ловить убийц, насильников, грабителей – а я сижу на комиссии, и какой-то деятель из Мосгорнаследия говорит мне – вы там давайте, прижмите собственника, который начал снос. Я на него посмотрю, вздохну тяжело — и пойду ловить убийц, грабителей и насильников.

— То есть вы считаете, это нежизнеспособно?

— Нежизнеспособно. Мы стараемся выстраивать рабочие отношения с ГУВД, как правило, это получается, но сами понимаете, работа у них специфическая.

— Но проблема оперативного – иногда силового – пресечения незаконных действий — одна из наиболее острых в нашем градостроительстве.

— Она касается в первую очередь не памятников, но это очень больная тема. Потому что даже в тех случаях, где мы реагируем, полномочий особых у нас нет. В каких-то случаях что-то удается приостановить чисто «на авторитете».

— А усилить общественную составляющую в Комиссии намерений нет? Ведь далеко не все сообщества людей и специалистов, сведущих в истории и ценности московских домов, в ней представлены. Нет историков, краеведов, представителей творческих союзов, которые работали в аналогичной комиссии еще в брежневские времена.

— Посмотрим, может быть, и есть смысл об этом подумать. Но сама идея Рабочей группы и Комиссии была в том, что вопросы рассматриваются не только с точки зрения историко-культурной ценности, хотя, конечно, для нас как для Департамента культурного наследия это один из главных факторов, и не случайно первый доклад по любому адресу делается именно экспертами, по материалам историко-культурных исследований. Но нельзя игнорировать и вопросы городского развития. Поэтому я предпочитаю сосредоточиться все же на профессиональных экспертах. Вот их бы я в Комиссию добавил. С общественными организациями сложнее, мы это уже проходили: добавили одну – получаем письма еще из пяти, мол, почему их вы включили, а нас нет? Представители творческих союзов работали в прежней комиссии, но я не могу сказать, что там было много их особых мнений или чего-то подобного.

— А опыт Петербурга и других городов, где работают Советы по культурному наследию – уровнем выше, при мэре или при правительстве региона – Вам не кажется полезным? Там сообща, коллективным усилием, принимаются решения в пользу сохранения наследия.

— При Мосгорнаследии существует Научно-методический совет (НМС); сейчас, когда на Департамент федеральным законом возложены новые полномочия, достаточно широкие – планируется, что он будет работать более активно и по более широкому кругу проблем. Сегодня в него входят только аттестованные эксперты по наследию, там чиновников нет вообще. И все спорные и острые вопросы по части реставрации мы выносим туда.

— Но это достаточно закрытый корпоративный орган. Он заседает за закрытыми дверями, и я никогда не видел, чтобы в печати или на сайте Департамента появлялись хотя бы его протоколы или отчеты о его деятельности. Это очень замкнутый мир, а городской или региональный Совет по культурному наследию – это несколько иной горизонт.

— О расширении горизонтов можно подумать, как и о том, чтобы сделать работу НМС более открытой. Но экспертов, которые принимают участие в заседаниях Рабочей группы или Комиссии, уже сегодня настораживает излишняя, по их мнению, открытость, когда может прийти, например, житель или депутат – и прерывать их выступления, иногда вести себя не очень адекватно. Я ставил перед экспертами нашего НМС вопрос о том, чтобы сделать его работу более открытой, приглашать кого-то на заседания. Но желания быть более открытыми, хотя бы в той же степени, как Рабочая группа и Комиссия, с их стороны не было. У них есть желание решать вопросы профессионально. Но тем не менее будем серьезно думать — либо кого-то туда включать с правом совещательного голоса, либо более широко освещать работу НМС в СМИ. Если есть ощущение, что Департамент какие-то решения принимает за закрытыми дверями –нужно делать его работу более открытой.

— Кстати, чтобы покончить с открытостью…

— Заметьте, не я это предложил.

— …с темой открытости в сегодняшнем разговоре. Вышло новое правительственноепостановление о государственной историко-культурной экспертизе, предусматривающее, помимо всего прочего, публикацию актов экспертиз для общественного обсуждения. Как скоро Департамент намерен начать исполнение этого требования?

— Мы к этому готовимся и будем их публиковать.

— Федеральное Министерство культуры уже публикует, и во многих регионах начали это делать.

— Мы не будем отставать, мы не намерены нарушать законодательство — будем публиковать, собирать мнения.

— А дату можете назвать?

— Примерно с середины июля.

— Теперь давайте поговорим о взаимоотношениях Департамента с общественностью. В самом общем плане: общественность, которая пытается участвовать в процессах сохранения наследия, помогать или мешать Департаменту – Вы ее воспринимаете как раздражающий фактор?

— Прежде всего хочу сказать, что наша политика, особенно в последние годы – это открытость. Мы открыты для критики. Пожалуйста. Критикуй, задавай вопросы – получишь ответы. Интересуешься какой-то тематикой, хочешь участвовать в чем-то, что тебе небезразлично – готовы сотрудничать, что-то объяснить. Если ты профессиональный эксперт, реставратор, можешь и хочешь оказать нам какое-то содействие – будем только рады. Но, конечно, мне как руководителю Рабочей группы, который на протяжении нескольких лет готовил все решения, в том числе и критикуемые, — немного жаль, что непростые и сложные решения, какие город принимал, некоторыми общественниками встречаются в штыки. В такой раж входят, так яростно начинают критиковать, шельмовать членов Комиссии и Рабочей группы, вывешивать их списки… Но, тем не менее, если какая-то группа граждан это делает – имеют право.

— Ну, шельмовать-то никто никого не шельмовал, просто назвали имена тех, кто голосовал за снос домов Привалова на Садовнической улице, 9.

— Ну, небольшой эмоциональный окрас в этом был.

— Еще бы, конечно, был, и не небольшой.

— Но мне как руководителю Рабочей группы не стыдно ни за одно решение, которое она принимала. Но вот жаль, что вокруг них был такой эмоциональный накал.

— Вы хотите сказать, что внутренне солидарны с решениями о сносе домов Привалова на Садовнической улице, о строительстве офисного комплекса на Страстном бульваре?

— То есть вы хотите спросить, рад ли я сносу? Нет, не рад.

Что касается Садовнической 9 – это, пожалуй, самое сложное решение из тех , которые принимались комиссией на протяжении последних трех лет. Хочу напомнить, что объект на рабочей группе рассматривали трижды. В отношении этого объекта в прежние годы было два решения о сносе, в том числе и о сносе главного дома (Садовническая, 9, строение 1). Кроме того, нельзя забывать о пяти миллиардах прямых затрат инвестора и полном комплекте ранее согласованной городом документации. Не буду скрывать, других вариантов у города не было, и это самое тяжелое решение, принятое Комиссией. Из оптимистичного: нам удалось сохранить главный фасад здания, который выходит на улицу Садовническая, удалось договориться с собственником, что все фасады домов, которые выходят в двор, будут воссозданы по обмерным чертежам. Учитывая все ранее принятые решения, это все, что получилось сделать.

Что касается Страстного бульвара, мне кажется, что результат: возрожденный парк,отреставрированное главное здание Ново-Екатерининской больницы, другие здания – и снос этих трех построек, гаража, морга и прачечной, не имеющих никакого отношения ни к архитектору Бове, ни к памятнику…

— Это очень спорный тезис.

— Ну тем не менее, я же по документам смотрел. Они стоят того, чтобы отреставрировать парк, привести в порядок главное здание, и мне кажется, территория от этого выиграла.

— А иначе было невозможно этого достичь, без этой сакральной жертвы?

— Я, во-первых, не считаю это жертвой…

— Меня даже больше возмущает то, что там построили, это ведь теперь будет десятилетиями визуально восприниматься в одном комплексе с прекрасным классическим памятником.

— Архитектура – это застывшая музыка. Мне проект нравится. Наши потомки нас рассудят.

— То есть и в том, и в другом, и в десятке иных схожих случаев – не будем их сейчас перечислять – не было, Вы считаете, иного выхода? Не мог город включить какие-то дополнительные рычаги, найти ходы?

— Я считаю, что все подобные решения — это взвешенные решения, и другого выхода город найти не мог. Да, решения непростые, тяжелые. Но во всех этих случаях – не говорю сейчас про Страстной бульвар – не было иного решения. И потом, большинство спорных решений, которые обсуждались и осуждались общественниками – не секрет, что в 99 случаях из 100 это повторное рассмотрение решений прежней комиссии. Крайне сложная тема, в первую очередь, с юридической точки зрения. Ведь прежняя комиссия имела право принимать решения о сносе, но город в 2011 году сознательно пошел на то, чтобы эти решения пересматривать. Прекрасно отдавая себе отчет, что это будет больная тема — и с точки зрения общественности, и юридически. Решения эти были раньше приняты, причем в законном на тот момент порядке. Но тем не менее, эти вопросы заново рассматривались, и рассматриваются, и будут рассматриваться.

— Вот поэтому я и спрашивал Вас про Петербург и его Совет по культурному наследию. Совсем недавно, опираясь именно на его мнение, петербургские власти объявили, что отменяют проект перестройки Конюшенного ведомства, по которому у них тоже были и прежние решения, и разрешения, и затраты, понесенные инвестором.

— Если внимательно проанализировать решения Градостроительно-земельной комиссии Москвы за последние годы, по которым огромное количество инвестпроектов, в первую очередь в историческом центре, и тоже с затратами инвесторов, было отменено– то у нас практически то же самое, только, может быть, без такого «пиара».

Видите ли вы в общественности какой-то союзнический ресурс? Общественный мониторинг — есть несколько случаев, когда реакция Департамента на какие-то безобразия была весьма запоздалой, и памятникам был нанесен ущерб.

 — Например?

— Армянский переулок, 3/5, Школа Зои Космодемьянской, сейчас это происходит вусадьбе Засекиной в Вознесенском переулке, 18. Алгоритм один и тот же: градозащитники сигнализируют в Департамент, им отвечают, что оснований для беспокойства нет, что все идет в рамках согласованного проекта и в рамках закона. А потом, через несколько недель или месяцев, выясняется, что на самом деле все шло не по закону, и градозащитники были правы. Может быть, лучше было сразу к ним прислушаться?

— С каждым из этих случаев мы тщательно разбираемся. По Вознесенскому переулку, 18 Департамент уже возбудил административное производство – по факту несанкционированных работ на памятнике. Что касается участия общественности в работе департамента, в том числе тревожных сигналов – я согласен, будем уделять этому больше внимания. Те случаи, которые вы перечислили – действительно были, и Департаменту нужно было реагировать внимательнее и оперативнее.

— Не видите смысла вернуться к теме общественной инспекции при Департаменте, о которой говорят уже несколько лет?

— Нет, эта тема не закрыта, мы обязательно к ней вернемся.

— Речь не идет о наделении общественников правами работников госоргана, это юридически невозможно — но об атмосфере совместной работы, что, кстати, позволит и общественным представителям гораздо лучше понимать и почувствовать, как делается эта работа и с чем сталкиваются инспекторы Мосгорнаследия при исполнении служебных обязанностей.

— Вопрос о создании службы общественных инспекторов, которая помогала бы департаменту, для нас сейчас очень актуален. Он в повестке дня, мы обязательно это сделаем.

— Осталось понять, каков Ваш взгляд на участие граждан в выявлении памятников, в свете возможностей, которые представляет обновленный федеральный закон о наследии?

— Вышел федеральный закон, который позволяет гражданам выявлять объекты культурного наследия. Законы надо исполнять, и если к нам будут поступать обоснованные заявки о включении уникальных и подлинных объектов в реестр – мы с удовольствием отнесем их к выявленным объектам культурного наследия, по новому порядку. Заявления об обнаружении объектов, достойных стать памятниками – у нас не залежатся, честное слово.

— У этой темы, к сожалению, есть специфический контекст: уже занесен ковш экскаватора, приехал бульдозер, приняты решения – и с помощью таких заявок люди пытаются предотвратить снос, причем это не всегда коррелирует с истинной ценностью того или иного объекта.

— В том-то и дело. И новый порядок выявления памятников – это, конечно, палка о двух концах. С одной стороны, мы будем рады, если нам помогут выявить уникальные и ценные объекты. С другой стороны, если кто-то рассчитывает, что этот механизм можно использовать для борьбы со стройками, с новым строительством или реконструкцией, или, не дай Бог, как механизм сведения счетов застройщиков друг с другом – конечно, такие случаи у нас не пройдут.

Есть еще один аспект этой темы. Мы склоняемся к тому, чтобы постепенно прекратить практику наделения зданий статусом исторически ценных градоформирующих объектов. С точки зрения их сохранения она не дает ощутимых результатов. Нужно, видимо, расширять критерии для включения таких объектов в списки памятников. И основания для их сохранения тогда будут прочнее, ведь по памятникам у нас есть все полномочия.

— Раз мы затронули тему обновленного федерального закона, не могу не спросить вот о чем. После его принятия со стороны Мосгорнаследия звучала критика, фигурировал т.н. «список Кибовского» из более чем 80 пунктов с вопросами и замечаниями. Прошло полгода, большинство подзаконных актов, которые могли многие из этих вопросов снять, уже подготовлены. Было ли при этом учтено мнение Мосгорнаследия?

— Мы направили этот перечень в Министерство культуры России, коллеги его рассматривали и с нами обсуждали. Но закон принят, подписан Президентом, его надо исполнять. Что касается подзаконных актов — посмотрим по результату: когда акты будут изданы, станет ясно, какие наши мнения были учтены.

— Осталось два общих, чтобы не сказать философских, вопроса. Один – о смысле. Несмотря на тот путь, который сфера охраны наследия и отвечающий за нее департамент проделали в Москве за последние 25 лет – меня не оставляет ощущение, что значительное большинство сограждан смотрят и на госслужащих, и на общественников с недоумением, искренне не понимают, зачем нужно сохранять и охранять наследие. Ну, понимают еще, если речь о каком-то явно внешне красивом здании. Но зачем сохранять историческую застройку, контекст охранных зон, какие-нибудь непонятные руины, кирпичи или бревна – не понимают самого смысла этой деятельности. Когда Вам задают такие вопросы, что Вы отвечаете?

— Я в таких случаях раздаю наши журналы «Московское наследие», предлагаю наши книги, которые мы издаем, приглашаю всех на экскурсии, которые мы организуем в рамках проекта «Выход в город». Я вижу, что именно в последние годы интерес к историческому центру, к Москве – просыпается. Именно благодаря взвешенной градостроительной политике, благодаря тому, что центр приводится в порядок, возникают новые пешеходные зоны, новые места для прогулок. Сейчас исторический центр Москвы – это не гигантская стройплощадка, а место, где удобно гулять, удобно бродить, удобно что-то смотреть. Поэтому я вижу, как растет огромный интерес граждан к памятникам, к исторической застройке. И по моим ощущениям, пик этого интереса еще не настал.

— Другая сторона этого вопроса. Ведь даже те, кто что-то рушит или портит – они же не принципиальные враги наследия как такового. Они не понимают его ценности или даже истиной стоимости. Понимают ценность доходов или собственных новых построек – а этой не понимают. И это ведь и вина их, и беда.

— Бывает. Хотя знаете, были случаи, когда человек приходил к нам на Рабочую группу Комиссии, получал отказ в сносе, долго по этому вопросу переживал – а когда понимал, что иначе вопрос ему не решить — пересматривал проект. Пересматривал свои решения в сторону сохранения. Пример – Павелецкая набережная, 8, бывшая фабрика Шлихтермана.  Помните, был проект архитектора Скуратова, который предусматривал максимальное сохранение, потом собственником он был решительно отметен, и родился проект с полным сносом. А потом на самом деле родился удачный компромисс. Все проектные решения переработаны – ради сохранения ценных построек комплекса. Или допустим, деревянный домик в Ленинской слободе. Служебное здание во дворе мы приговорили, а по ценному дому отказали в сносе. Очень долго собственник кипятился, но решил все-таки его сохранять.

— Несколько раз в нашем разговоре звучало – «интересы города», «решения города». Представьте, что Вы, человек, который работает здесь с 18 лет, вдруг видите, что эти решения и интересы идут абсолютно вразрез с интересами сохранения наследия, с требованиями закона, с Вашим собственным пониманием того, как должна сложиться судьба того или иного здания. Что город может понести утрату, которой допускать нельзя, ни в коем случае. При этом вариант «партбилет на стол» здесь не играет, поскольку не решит проблемы. У вас есть алгоритм действий на случай такой критической ситуации?

— Я могу сказать, что Департамент очень многое может реально сделать. У нас достаточно широкие полномочия. И если мы видим, что какое-то городское решение не соответствует требованиям законодательства о культурном наследии – у нас есть все полномочия, чтобы достойно отреагировать.

— У вас есть полномочие ночного звонка мэру в критической ситуации?

— Слава Богу, Департамент культурного наследия имеет достаточно полномочий для самостоятельных действий в критических ситуациях, чтобы не беспокоить начальство по ночам.

/Хранители Наследия/

В Подмосковье за год не достроили два объекта культуры

/ИА REGNUM/

Памятник архитектуры в Орле приговорили: «Не надо лечить покойника»

На официальном портале органов власти Орловской области опубликован акт государственной историко-культурной экспертизы проектной «документации, обосновывающей проведение работ по сохранению объекта культурного наследия регионального значения «Ансамбль домов, конец XVIII-XIX вв.; 1929-1950 гг.», по адресу: г. Орел, ул. Гостиная, д. 1». Вопреки своему названию, акт обосновывает полный демонтаж объекта культурного наследия и строительство на его месте «новодела» повышенной по сравнению с оригиналом этажности, «с использованием элементов» архитектурного проекта 1880 года. Предметом охраны памятника при этом предложено считать не само здание, а его «местоположение и градостроительные характеристики» и объемно-пространственную композицию.

Основанием для этого авторы экспертизы считают разрушения и утраты, понесенные бесхозным зданием после пожара 2004 года. Они делают вывод, что научно-проектная документация на проведение работ по сохранению объекта культурного наследия, предполагающая его полную разборку в ходе этих работ, рекомендуется к согласованию с органами охраны памятников, и проведение таковых «работ по сохранению» в соответствии с ней возможно.

Авторами этой экспертизы выступают аттестованные Минкультуры РФ государственные эксперты, работающие в ФГУП «Спецпроектреставрация» А.Б. Тренин, В.Э. Яндовский, А.Н. Волков. Напомним, что А.Б. Тренин уже зарекомендовал себя как превосходный и отзывчивый эксперт, подписавший, в частности, акты экспертиз о допустимости сноса в ходе «реставрации с приспособлением» более трети Кругового депо Николаевского вокзала в Москве, отказе во включении в госреестр наследия 24 выявленных памятников Торжка и сокращения территории охранных зон усадьбы Архангельское.

На этот раз авторы экспертизы из «Спецпроектреставрации» ссылаются в своем тексте на рекомендации акта государственной историко-культурной экспертизы от 31 января 2014 года, за авторством И.М. Смирновой. Однако этот акт (имеется в распоряжении редакции) отнюдь не рекомендует сохранять памятник методом демонтажа. Напротив, он рекомендует – в силу значительной исторической и культурной ценности — отнести его к объектам культурного наследия регионального значения, с внесением в предмет охраны подлинных конструкций и материалов стен и кровли, сводов подвалов, элементов декоративного убранства фасадов.

Орловский градозащитник Илья Кушелев, рассказавший «Хранителям Наследия» об этой истории, возмущенный подобными перспективами сохранения памятника архитектуры, не скрывает негодования:

— Вместо того, чтобы делать документацию на реставрацию памятника, состряпали проект совершенно нового дома на месте уничтожаемого памятника. Уникальные подвалы будут уничтожены вместе с охраняемыми законом стенами и сводами, которые предлагается вывезти как «останки» (слово-то какое!) и строительный мусор. Памятник назван строительным мусором! Информация явно искажена и, на мой взгляд, требует правовой оценки правоохранительных органов: это халатность? Некомпетентность? Подлог?

Есть кусок земли в центре города, есть на нём «препона» в виде «охраняемых исторических развалин», есть законы российского государства, которые мешают эти «развалины» снести. Никто не заинтересован в их сохранении, кроме людей, бескорыстно любящих свою родину и свою землю, идеалистов. Поэтому ищут путей «обойти» закон. «Эвтаназия» выдаётся за лечение. Предельно ясно. Но ведь всё, чего на самом деле требует памятник – это просто добросовестный ремонт. Там в аварийном состоянии только некоторые фрагменты, большая часть его аварийного состояния не имеет – это написано и в экспертизе Смирновой, и в заключении Облкоммунпроекта 2014 года. Я хотел бы предупредить «товарищей» из управления культуры: если с памятником на Гостиной что-то случится – я положу жизнь, чтобы эти люди были привлечены к максимальной ответственности. Я привлеку к проблеме не только орловскую, но и столичную общественность. Если хотя бы камень упадет со здания, то виновные за это ответят.

Представитель собственника здания – фирмы «Регионинвест» — Борис Москалына высказал в орловских СМИ следующую позицию:  процесс идет в рамках закона, работы начнутся в ноябре 2015 года, новое здание будет органично вписываться в существующий ансамбль и по высоте не вырастет выше соседних Торговых рядов. Застройщик уверяет, что процесс идет в рамках закона.

«Специалисты реально понимают, что существующее здание не имеет ценности для города. Это бельмо на ровном месте. Лечить надо больного, а не покойника», — так говорит Москалына. И добавляет: «Многие приходят к выводу, что много памятников огульно поставлены на охрану. Одним постановлением было утверждено 108 объектов. Это решение мы оспорили в Верховном суде». В «воссозданном» доме застройщик намерен разместить офисные помещения.

В региональном органе охраны наследия к делу относятся философски и сообщают, что рассматривать заключение экспертизы проекта сохранения-разборки памятника будут в течение 45 дней. Заместитель начальника отдела культурного наследия управления культуры и архивного дела Орловской области Дмитрий Моисеев отмечает, что «если рассматривать тему поверхностно, легко скатиться до утверждения, что объект будет просто снесен. На самом деле, есть конкретные поэтапные предложения, связанные с разборкой здания и воссозданием исторической застройки». «Охрана памятников – добавил представитель госоргана, — это сложный вопрос, в котором пересекаются интересы собственников и общественности. Тут важно не делать скоропалительных выводов. Орган охраны никакого личного мнения по проекту иметь не может, мы ограничены рамками законодательства».

А главного архитектора Орловской области Ваагна Вермишяна «абсолютно не пугает, что это будет построено из нового кирпича». Проект, по мнению главного архитектора, «достаточно грамотно выполнен», «исторический облик удалось передать. Есть незначительные изменения, поскольку прежний дом находился в иной ситуации. Аккуратно «приподняли» здание, что не мешает, а подчеркивает его облик».

Сохранение же подлинных конструкций памятника, по словам главного архитектора, «совершенно не оправдано»: «Визуальный осмотр показывает, что эти кирпичи насквозь поражены грибком. Для того чтобы провести их в нормальное состояние, нужны колоссальные затраты. В данном случае важно иметь идентичный образ, который имел этот объект, а не повторять раствор и кирпичи».

/Хранители Наследия/

/ИА REGNUM/