Историки, кураторы и преподаватели — о том, какие находки Моисея Гинзбурга опередили своё время, чем уникален дом Наркомфина и как могут повлиять на него будущие торги.
Фасад здания. По проекту жилой корпус соединялся с коммунальным надземным переходом
Новость о том, что город выставляет на торги свою долю в доме Наркомфина, снова подняла вопрос о неоднозначном настоящем и будущем здания. С одной стороны, это один из самых известных памятников русского конструктивизма. С другой — опознать достопримечательность мирового уровня в скромном здании с износом 68 % довольно сложно. Чтобы разобраться, почему дом Наркомфина считается новаторским памятником и какие идеи, заложенные в нём, опередили своё время, Strelka Magazine поговорил с экспертами из разных областей.
В 1930-х годах в здание по адресу Новинский бульвар, 25 закладывались открытия «на век вперёд». Тогда Моисей Гинзбург занимался созданием массового дешёвого жилья, компактной мебели и формулировал идею независимости человека от быта. Спустя почти 90 лет на эти же вопросы пытаются ответить квартиры-студии, современные жилые комплексы и проекты Алехандро Аравены.
ДОМ ПЕРЕХОДНОГО ТИПА: ВРЕМЯ МЕНЯЕТСЯ, ИДЕЯ ОСТАЁТСЯ
Про дом, построенный в 1930 году для Народного комиссариата финансов СССР (Наркомфина), можно смело сказать «дитя своего времени». Именно тогда во всей Европе велись поиски нового типа жилья. «Оно должно было быть экономичным и отвечать тогдашним представлениям о качестве жизни. И массовым, чтобы улучшить положение целых классов, — объясняет преподаватель Московской архитектурной школы МАРШ Александр Острогорский. — Но в России, в отличие от Европы, попытки с помощью жилья улучшить положение людей стали частью идеологической программы государства. Поэтому у нас эксперименты в этой области были, пожалуй, самыми яркими».
Предлагались варианты жилмассивов, города-сада, домов-коммун. Но люди, заселявшиеся в такие дома, зачастую были не готовы резко менять свой уклад жизни, отказываться от привычных вещей и принимать коллективный быт. Проект дома Наркомфина отличался тем, что должен был приучать людей к новым стандартам жизни постепенно. Поэтому и назывался «домом переходного типа».
«В отличие от домов-коммун, где у людей был маленький угол для сна, а всё остальное они должны были делать коллективно, в Наркомфине остались небольшие квартиры. Но при этом для них был создан развитый общественный сектор: столовая, спортзал, клуб, библиотека, детский сад. Таким образом, преимущества нового образа жизни внедряются „не кнутом, а пряником“, — говорит создатель проекта „Москва глазами инженера“ Айрат Багаутдинов. — Между прочим, этот подход предвосхитил идею жилых комплексов с развитой инфраструктурой, популярных сегодня. Иногда люди осознанно идут на покупку небольшой по площади квартиры, к которой бонусом добавлена вся необходимая для жизни инфраструктура».
КАК ЭКОНОМНО СПРЯТАТЬ КОРИДОР И СОЗДАТЬ КВАРТИРУ-СТУДИЮ
Принцип, по которому создавался жилой корпус дома Наркомфина, чем-то может напомнить конструктор. Гинзбург разработал двухэтажные квартиры-ячейки с разной высотой потолков. В спальнях, прихожих и туалетах они были 2,3 метра, а в комнатах, предназначенных для работы и общения, — почти в два раза больше. Сочетая три разных типа ячеек (F — самые маленькие, K — для больших семей и сдвоенные 2F в концах жилого корпуса), архитектор экономит материалы и выжимает из пространства максимум.
«Одной из самых важных идей Гинзбурга была компоновка ячеек, при которой коридор размещается между спальнями. В одной квартире спальня идёт над коридором, а в соседней — под ним. Получается, что мы не выделяем на него отдельные квадратные метры — он сам собой образуется из грамотного расположения двухэтажных ячеек», — объясняет Багаутдинов. И рассказывает о ещё нескольких идеях Гинзбурга, актуальных сегодня. В квартирах дома Наркомфина вместо полноценных кухонь был кухонный элемент со встроенной плиткой, умывальником, холодильным и кухонными шкафами. Это напоминает современные кухонные гарнитуры со встроенной бытовой техникой. А сами квартиры, светлые, с объединёнными спальней, кабинетом и кухней, с лестницами внутри — не что иное, как прообраз квартир-студий, очень популярных в последнее время.
Точно так же, по словам Айрата, лишь в последние 20–25 лет массово применяют монолитный железобетонный каркас, опробованный в доме Наркомфина. «Эту прорывную для своего времени технологию изобрёл инженер Прохоров. С одной стороны, такой каркас стоил дорого. Но за счёт использования дешёвых бетонных блоков типа „Крестьянин“ и планировки, о которой сказано выше, цена ячейки типа F по стоимости приближалась к расселению в комнаты в коммуналках».
Александр Острогорский добавляет, что дом можно считать «пионером» в вопросе поиска массового дешёвого жилья, впервые поднятого именно в 1920–1930-е годы и актуального до сих пор. «Эксперимент, начатый Гинзбургом, сегодня продолжается. Например, в МАРШе студентка первого курса Алиса Бунятова делала аналитическое сравнение жилой ячейки Наркомфина и проекта социального жилья Алехандро Аравены. Оказалось, что они удивительно похожи и по набору функций, и по площадям. Поэтому Наркомфин — вовсе не странная неудачная попытка изменить жизнь людей, как иногда о нём говорят. Это примерно то же самое для архитектуры, что и открытие ядра для физики. Как взять и выбросить из истории физики ядро? Это невозможно себе представить», — считает Александр.
КАК СДЕЛАТЬ ДОМ КРАСИВЫМ, НЕ УКРАШАЯ
Интересно посмотреть на старые фото или рендер проектов реставрации дома. Во-первых, по ним видно, что в Наркомфине воплощены все пять принципов современной архитектуры Ле Корбюзье. Он выделял пять «отправных точек» новой архитектуры: столбы-опоры, эксплуатируемая плоская крыша, ленточное остекление, свободная планировка и фасад, не привязанный к каркасу. Его взгляды повлияли в том числе и на создателей Наркомфина, причём есть воспоминания о том, что Корбюзье очень заинтересовался проектом и лично побывал в доме. Во-вторых, по иллюстрации видно, что дом на Новинском — типичный представитель идей конструктивизма, для которого функция важнее эстетики, а инженерные достижения важнее человеческого восприятия.
«Однако есть здесь несколько деталей, привносящих к этим принципам дополнительный смысл, в какой-то степени даже кокетливость, — считает историк архитектуры, экскурсовод Дмитрий Беззубцев. — Посмотрите, на всех этажах идёт одинаковая линия остекления, а галерея на втором этаже делает совсем небольшой заворот. Он сделан не потому, что функционально здесь необходим, а потому что выразительно смотрится. Плюс балкончик, глухой с одной стороны и решётчатый, если смотреть сбоку. Получается, что при взгляде на дом со стороны мощного торца человек видит такой же глухой и мощный акцент. А если смотреть со стороны Садового кольца, то перед глазами ленточное остекление и более лёгкие очертания этого же балкона. И захлест галереи, и балкончик функционально здесь не обязательны. Это пример эстетствования, пример того, как можно сделать архитектуру не изобразительным, но всё же искусством. Что-то подобное хотел от живописи Малевич».
ПЕРСПЕКТИВЫ ТОРГОВ: «ДОМ МОЖЕТ КУПИТЬ ТОЛЬКО ПОДВИЖНИК»
До последнего времени дом Наркомфина был условно поделён на две части. Большинство квартир-ячеек были и остаются частной собственностью. А город владел подвальными помещениями, цокольным — первым — этажом и несколькими помещениями на верхних этажах, всего 1 614,5 квадратных метра из общей площади 3 997,8 квадратных метра. Именно их выставят на торги 19 августа со стартовой ценой 101,4 миллиона рублей. Так как дом — памятник архитектуры, будущий собственник будет обязан провести реставрацию и содержать дом в надлежащем состоянии. Учитывая проблемы с износом строения, задача не из лёгких.
Однако, по словам главного редактора интернет-издания archspeech Александра Змеула, главные сложности дома не только в износе материалов, а в большом количестве собственников. «Техническое состояние — общая проблема зданий 1920–1930-х, ведь их строили из материалов низкого качества. В Наркомфине к тому же долгие годы не проводилось никакого ремонта. Но при современных технологиях вопрос реставрации — скорее вопрос денег. Сложности кроются в большом количестве собственников. Например, у рабочих клубов и домов культуры этого же периода один собственник, поэтому многие из них уже отреставрированы в той или иной степени».
Вторая сложность, по мнению Змеула, заключается в том, что первый этаж, выставленный на продажу среди других площадей, был достроен много лет спустя и к историческому проекту Гинзбурга отношения не имеет. «Изначально дом стоял на столбах и как будто парил в воздухе. И при научном проекте реставрации собственник должен уничтожить площади на первом этаже и вернуть вид, задуманный архитектором. Получается, покупателю придётся сломать то, за что он заплатит деньги. Так что объект очень сложный. Его может взять либо подвижник, готовый вкладываться в здание, либо должна быть хорошая поддержка государства. Но раз государство площади продаёт, на него надеяться не стоит», — заключает Змеул.
Архитектурный критик, куратор Елена Гонсалес, напротив, сомневается, что будущий собственник станет восстанавливать дом, полагаясь на его первозданный вид. «Закон его к этому не обязывает. Статус „памятника культуры регионального значения“ совершенно не соответствует одному из самых известных зданий русского конструктивизма, известного во всём мире. И этот статус не даёт реальный предмет охраны, который бы требовал научной реставрации. Поэтому будут сохраняться основные планировочные решения и общие объёмы, но до аутентичных материалов и конструкций (тех же окон) дело не дойдёт», — считает Гонсалес. Ей также показалось странным, что нигде не идёт речь о коммунальном блоке, соединённом с жилым переходом и образующим единый ансамбль.
По словам Елены, дом имеет огромное значение для истории архитектуры, ведь Гинзбург работал здесь над новой типологией жилого дома. «Рационалисты и конструктивисты изобретали не просто новые формы, а принципиально новые основания архитектуры. Они выдвигали комплекс императивов, которые получили своё краткое выражение в формуле Людвига Миса ван дер Роэ „больше значит меньше“, — объясняет Гонсалес. — Основные идеи заключались в концентрации „напряжения“, когда поставленные цели достигались малыми средствами. Материалы конструкций оставались открытыми и почти не декорировались, форма рождалась из тектоники. Этот эстетический принцип соответствовал этическим установкам о рациональной, честной, „правильной“ жизни. Все эти идеи Гинзбург развил в доме Наркомфина. Так что этот дом можно считать овеществлением новаторской и дерзкой архитектурной мысли. Это факт не только архитектуры, но и культуры в целом».
Автор: Светлана Кондратьева
Фотографии: Наталья Меликова